Конструктивненько ушатал Платонишку
Андрей Алмазов
Платон был пацыком одновременно прорывным и тупиковым. Чего только не спродуцировал в своём трактате… Возможна ли его утопичная держава!? – βέβαια. Вот только издохнет она по издыханию её философствующего лидера, который откиснет вовсе неестественно, а будет низвергнут своей же просвещённой свитой, которую ненароком обратил в рабы.
Страна Платона существует сама для себя. Люди здесь – расходный материал, ресурс, подпиточка. Человек для государства, не наоборот. Сие общество стратифицировано, и примерно следующим образом: низший класс – рабы (ядро справедливости), далее – ограниченные ремесленники (быдло), после – стражи (элитные рабы), затем – царь одноликий или не слишком (ἀριστοκρατία). Я не буду уподобляться доисторическому эллину и глядеть исключительно от его лица, а посему – в критике своей, разносе и вертушечке – я не стеснён НИ ЧУТЬ. Итак, у Платона бзик на единстве. Всё должно быть таковым – первородным и целым. Если трудяга не способен, по логике нашего философа, в совершенстве освоить более одного ремесла – пусть живёт одним, и только им. Платон потакает невежеству и насаждает быдлячество, замыкая класс ремесленников лишь в одном примитивном деле, и строжайше запрещая им высовываться за его грани. Я бы мог пуститься в диалектическое пике, забросать публику пруфами, почему данный подход априори бредовый, но по-моему, здесь всё рассудило время. Сегодня первенство у тех, кто широко себя специализировал. Оттого, закрепостив работяг, Платончик способствует их деградации.
Ладно, глубинный народ порешали, дальше кто там? Сливки общества, интеллигенция, лучшие из лучших – стражи. Эти гайсэндгёрлз (да, сей класс весьма эмансипирован, за что бы я отвесил Plato замечтательный респект, если бы не одно «but») находятся в утопичной стране Платона в крайне зашуганном положении, просто максимально. Зыкайте сами: стражи лишены имущества, то есть личного жилья и вещей, а также денег и драгоценностей (которые им даже видеть противопоказано, и касаться, и лизать). Частная собственность, по мнению эллина-думателя, извратит сущность их высокой натуры, и отформатирует идейных сражей в одержимых корыстолюбцев. Платон печётся о душе и насаждает любовь, правда, весьма экстравагантным методом… Лозунг: «Взять жён, да поделить!» Платон считает, что иметь семью в традиционном её понимании – банально и скучно, никакой евгеники. Вот если отобрать лучшую стражницу, да пустить её по лучшим стражам, сколько же от этого аттракциона народится лучших стражат! Вот только детишек их предки не увидят, поскольку сбагрены все малолетки в ясли, а знать родителей – это роскошь, привилегия, ненужная информация, spam… Платон нарекает жён и детей общими, плодя тем самым распутство и разврат (против которых двулично выступает на протяжении всего текста). Кроме того, он, по сути, изобрёл роботов, поскольку лишь они способны трудиться безо всякой мотивации, и то далеко не факт (сроки монотонной и бессмысленной деятельности ИИ, вплоть от её начала до начала киберпанка, ещё не замерялись). Стражи – самый образованный контингент этой шизоимперии, и одновременно с грамотой, растёт и уровень их потребностей. Вот только мыслит Платон иррационально, полагая, что мусически-гимнастической дрессировкой выбьет из стражей всё человеческое. Заместо денег и продыха, компенсацией за величественное порабощение, правитель и социум данной «утопии» обещают своим защитникам абстрактные почести и припасы в общак… Кстати, самых талантливых, одарённых, Платон записывает в армию и отправляет на войнушки (которые мнит чуть ли ни величайшим благом), а сброд и быдло, ставшее таковым исключительно по его вине, оставляет и далее штопать сапожки да лепить горшки (хотя, зачатки профармии можно одобрить). Вместе со взрослыми стражами на убой отправляются подрастающие, которые должны «отведать крови, как щенки». Наконец, те из стражей, что чудесным образом докарабкались до старости, не издохнув в сраженьях и не рехнувшись, могут претендовать на престол. Да, дряхлые старпёрышки, коим за полтинник (и это-то в античности), будут управлять страной. Эффективность такого руководства, естественно, испытает глубокий аут. Впрочем, Платон ратует за регресс и является геронтофилом, а посему – за недуг не ругают.
Зачем же, глядя на всё это, у руля государства философ, то есть наиболее просвещённый, эвристически ориентированный индивид, обладающий самыми прекрасными качествами души, полностью отстранившийся от нужд в деньгах и честолюбия, посвятивший себя эйдосу в личине страны? Не противоречные ли вещи столь возвышенной натуре он творит, запрещая поэзию (ибо разлагает), живопись (ибо подражает), и целый перечень наук? Из тех немногих уцелевших – матеша, геометрия, астрономия и мзыка, но даже на них Платон зырит деспотично и примитивно, призывая астрономов отвернуться от неба и уткнуться в пол (буквально). Платон называет монархию лучшей из форм управления, а тиранию – худшей. Но не тиран ли его царствующий философ? По-моему – типичный самодур… Ладно, абстрагируемся. Зачем, при этом всём, обществу мудрое лидерство, если оно не способствует всеобщему процветанию? Единственная компетенция, коей, по мнению Платонишки, обязан обладать монарх – эффективно расширять жизненное пространство. Мачкарить варваров, обращая их в рабство (которое философ наш мыслительный, естественно, не отменяет, но хотя бы защищает от него эллинов, проявляя свой национализм), да отхватывать куски территории – это и есть та глобальная цель, древняя и дикая, которую Платон закладывает в основу своего государства. «Что? Наши граждане в забвении, апатии и отрешённости?.. КРУТЯК! Го чужих в это втянем?!?!?!)))» – его кредо.
Empire of Платонидзе (кринж) была бы самой обдолбанной страной за всю историю, а её граждане – самыми ментально дестабилизированными. Платон твердит и твердит свою мантру о цельности, однако рассматривает стражей и ремесленников крайне однобоко, отчуждая от них иные стремления, кроме тех, что им навязаны. Описанное в трактате «Государство» государство (taftology moment) – антропоморфно (оно постоянно сравнивается с человеком), гиперунитарно (единство, централизация, все дела), коллективно (параллельно с критикой толпы). Если свою страну Платон то и дело персонифицирует, наделяя её качествами живой личности, то живую личность он спорадически уподобляет скоту (общество – стадо, царь – пастух). Через весь его текст так и сочится гордыня, аррогантность и снобизм (кто бы говорил, принято), желание унизить всех подряд и возвысить тот образ философа, что был обрисован. Всякий нерелятивизм – всегда фанатство, корень заблуждения, и Платон, яростно отстаивая то, во что уверовал, ослеп в отношении броских и заметных огрехов. В частности, деградация и тотальная ограниченность, на которую он обрёк своих гипотетических жертв, а по совместительству подданных, во многом продиктована его природой. Кто бы что ни говорил, а теория Шелдона-Кречмера о детерминации телосложением психоуклада – близка к истине, и Платон, являясь обладателем атлетической («нормальной», как её зовут анатомы) заурядной конституции, прагматично смотрел на вещи и отвергал всё то, что нацелено в истово неизведанное, подменяя это своим расплывчатым стремлением к «подлинному бытию». Однако, даже здесь он вершит обрыв, поскольку недопустимо, чтобы кто-то настигал звёзды и преисполнялся блаженством, его необходимо сбросить вниз, к больным и бедным, с наставлением позаботиться и жить рядом с ними. Ни себе, ни людям, как говорится…
При этом всём, зачиняет своё умопомрачение Платон очень даже резво, с удалью, и демонстрирует чтецам красивый спор о справедливости, где платоновскому Сократу (все свои изречения автор вложил в уста наставника) противостоит Фрасимах, с позицией интересной и даже более верной, чем у оппонента. «Справедливость, – заявляет Фрасимах, – это воля сильнейшего», мотивируя своё утверждение тем, что лошки и мамонты, живущие по справедливости, работают на ублюдков и мразей, которые несправедливы, но мнят себя иными. Вообще, стоит признать, что критика Платона, по большей части, оправдывает себя, и где-то даже пестрит здравием (упрёки большинства, ценз на разлагающее «искусство», разнос людских пороков, заявления о вечности души, о правильности стремления к свету, наставление описывать героев праведными), но параллельно с ней, философ изрекает уж крайностно дикие вещи, к примеру, что некоторых людей не стоит лечить ни за какие деньги, если они плохие (что оценивается крайне субъективно).
Платон путает физиологические потребности с душевными, приписывая последней голод, жажду и прочее; уничижительно высказывается о женщинах в целом (признавая за некоторыми из них выдающиеся способности, и даруя таковым права); настаивает на монодеятельности (не видел, ибо, Да Винчи и рейганомики); провозглашает, что ложь со стороны государства оправдана; допускает близкие контакты между братом и сестрой; потакает доисторическим ЛГБТшникам; заявляет, что лучшим необязательно ценить жизнь, ни свою, ни чужую.
Философ, по мнению Платона, урождается нечасто (а уж гений⁷⁷, тот вообще лишь раз за всю историю возник), а губит его ни что иное, как красота, богатство и влиятельная семья. Да, всё это не эффективные инструменты донесения своих идей, а факторы уродства. Реальный же философ, как сказано, устремлён во благо, достигаемое мыслью, но не действием. Оттого, мирские заботы, вроде дисциплинарной гносеологии и искусств – стоит отвергнуть или перевратить. Благо, в свою очередь, строго детерминировано, и всякое расхождение во мнениях с Платоном – есть акт невежества и заблуждения. Как хорошо, что в разбираемом диалоге таких прецедентов нет, поскольку собеседники у платоновского Сократа на редкость покладистые и конформные – Главкон и Адимант прямо вторят заявленному. Выглядит это как непрошенное и бесконечное вторжение в монолог короткими репликами согласия, вроде «конечно», «ты прав», «и даже очень». Оппозицию Платон своим воззрениям не упомянул, а если та ему встречалась в жизни – наверняка терпела деспотизм и необузданную прямоту, которой вряд ли была способна возразить, не из-за сильных доводов оппонента, но из-за лености вникать в его росказни.
Наконец, я зыкну в реальном времени и прямом эфире несколько цитат, которые, с подобающей мне ловкостью, остротой и иными благородными качествами, прокомментирую, оки?
«… Кто, по-твоему, станет считать, что такой человек может это сделать скорее [украсть золото, отданное на хранение], чем те, кто не таков, как он сам?» – любой ненаивный пацык. Здравая подозрительность, не перетекающая в паранойю – есть очень полезное качество, присущее людям прозорливым и способным в прогноз. Более того, далее Платон рассматривает одно из лучших, по его мнению, человеческих свойств, то есть мужество, и параллельно с этим – включает в него способность предугадывать опасность. Диссонанс с собой же.
Цитата 1: «… Потому-то люди порядочные и кажутся в их молодые годы простоватыми и легко поддаются обману со стороны людей несправедливых – ведь у них самих нет никаких черточек, созвучных людям испорченным». Цитата 2: «Даже в их детские годы [речь про кандидатов в стражи], предлагая им занятия, надо наблюдать, в чём кто из них бывает особенно забывчив и поддается обману. Памятливых и не поддающихся обману надо отбирать, а кто не таков, тех отвергнуть». Ярое противоречие себе же буквально спустя пару страниц.
«Разве это не смешно: «преодолеть самого себя»? Выходит, что человек преодолевает того, кто совершенно очевидно сам себе уступает, так что тот, кто уступает, и будет тем, кто преодолевает: ведь при всём этом речь идет об одном и том же человеке» – Платон далее корректирует своё изречение, и признаёт, что когда лучшая сторона человека берёт верх над худшей – это и есть своеобразное преодоление. Однако, я рассматриваю истовое преодоление как возвышение не только над своими пороками и их ликвидацию, но вдобавок, как воспряние над собственным психоукладом, и нивеляцию его слабостей.
«Может ли одно и то же в одном и том же отношении одновременно стоять и двигаться? – Никоим образом» – а инерция? Ой, Платончик, сори, до её обнаружения ещё тысячи лет, однако в твоём государстве науки не очень-то поощримы (этот нарратив самостно выплывает из текста, хоть и напрямую особенно не утверждается, и где-то автор даже заявляет, что государство должно вести протекционистскую политику в отношении учёных). Физика, по сути, главнейшая дисциплина из всех. Без неё нет прогресса, и мироздание совсем неизведанно. Платон настаивает, что рассматривать нужно идеи, а не производные от них вещи (то есть, саму красоту, а не красивый закат, например), и с науками то же самое (то есть чистую истинность, а не её предпосылки). Однако всё это, опять-таки, абстракция от нерелятивизма, то есть – от заблуждения, когда собственные доводы культивируются. Вообще, для философа преступно пренебрегать физикой – одной из самых философских наук. Касаемо же ранее указанного примера с одновременной статикой и динамикой, Платон всё же находится, и приводит здесь юлу.
«А обособленность в переживаниях нарушает связь между гражданами, когда одних крайне удручает, а других приводит в восторг cостояние государства и его населения» – и потому, удручённых стоит предать остракизму, yeah? Это читается между строк.
«Разве не относится к мерам предосторожности всё то, о чем мы говорили раньше: допускать к отвлеченным рассуждениям лишь упорядоченные и стойкие натуры, а не так, как теперь, когда за это берётся кто попало, в том числе совсем неподходящие люди?» – это про подростков. Дескать, кое-как овладев диалектикой, они упиваются полемическим изничтожением взрослых, и спорят не за идею, а для игры, самоутверждения И ДАЖЕ БУЛЛИНГА (literally агрошколота). Однако, формирование критического мышления в детстве, его шлифовка и отточение – важны. Вопрос лишь в том, способствует ли развитию сего какое-то обучение и практика, ибо некоторым людям скептицизм не присущ с рождения (эмпирически доказано), а у иных, соответственно, в генах прописан. Природа его становления не ясна, но детские споры с кем угодно, если позиция здравая, твёрдая и отстаивается в рамках приличия – имеют место быть, и даже должны поощряться.
«Поэтому давай прежде всего скажем, что есть три рода людей: одни – философы, другие – честолюбцы, третьи – сребролюбцы» – это неверно. Люди действительно делятся на три типа, только по тем критериям, которые вывел и обобщил в своей недавней статье Я (Генезис и психика, 2022: vk.com/-genezis-i-psihika)! Это люди быта (зацикленные на работе руками, приземлённые, непереубеждаемые, с низкой эрудицией и потребностями, без вкусов и интересов), лайт-люди (это подавляющее большинство – конформны, увлечены поп-культурой, следуют за модным, долго остаются молодыми, восприимчивы к наукам и искусству, могут выступать их увлечёнными акторами) и люди идей (крайней степени оригинальны, критичны, обладают интенсивной рефлексией и широким спектром интересов, являются новаторами). Да, вероятно, в античности все эти типы были не столь ярко выражены, как сегодня, но игнор биомассы, не являющейся философами, честолюбцами и сребролюбцами – это серьёзное упущение.
Итого, резюмируя, подводя черту, можно сказать, что Платон хорош критикой, но не предложениями. Разработанное государство, разумеется, никуда не годится, и не годилось бы в его эпоху, а манипуляции о бытии, эйдосах и единстве, можно прочитать для обеденных дум, но и они запредельно размыты, либо глупы и шатаются. Сегодня Платон – это памятник. Его влияние на исторические тенденции, на становление европейской цивилизации, конечно же, сыграло многое. Но с наступлением индустриальной эпохи – его концепция заметно посыпалась, а уж сегодня – разрушилась почти окончательно. В нынешнее время есть я, мои идеи утопичного государства (Republic da Neoruss, 2022: vk.com/-republic-da-neoruss) и психо-философские лонгриды (Генезис и психика, 2022: vk.com/-genezis-i-psihika). Это – свет, за коим надо следовать, огонь.
Я считаю.
Страна Платона существует сама для себя. Люди здесь – расходный материал, ресурс, подпиточка. Человек для государства, не наоборот. Сие общество стратифицировано, и примерно следующим образом: низший класс – рабы (ядро справедливости), далее – ограниченные ремесленники (быдло), после – стражи (элитные рабы), затем – царь одноликий или не слишком (ἀριστοκρατία). Я не буду уподобляться доисторическому эллину и глядеть исключительно от его лица, а посему – в критике своей, разносе и вертушечке – я не стеснён НИ ЧУТЬ. Итак, у Платона бзик на единстве. Всё должно быть таковым – первородным и целым. Если трудяга не способен, по логике нашего философа, в совершенстве освоить более одного ремесла – пусть живёт одним, и только им. Платон потакает невежеству и насаждает быдлячество, замыкая класс ремесленников лишь в одном примитивном деле, и строжайше запрещая им высовываться за его грани. Я бы мог пуститься в диалектическое пике, забросать публику пруфами, почему данный подход априори бредовый, но по-моему, здесь всё рассудило время. Сегодня первенство у тех, кто широко себя специализировал. Оттого, закрепостив работяг, Платончик способствует их деградации.
Ладно, глубинный народ порешали, дальше кто там? Сливки общества, интеллигенция, лучшие из лучших – стражи. Эти гайсэндгёрлз (да, сей класс весьма эмансипирован, за что бы я отвесил Plato замечтательный респект, если бы не одно «but») находятся в утопичной стране Платона в крайне зашуганном положении, просто максимально. Зыкайте сами: стражи лишены имущества, то есть личного жилья и вещей, а также денег и драгоценностей (которые им даже видеть противопоказано, и касаться, и лизать). Частная собственность, по мнению эллина-думателя, извратит сущность их высокой натуры, и отформатирует идейных сражей в одержимых корыстолюбцев. Платон печётся о душе и насаждает любовь, правда, весьма экстравагантным методом… Лозунг: «Взять жён, да поделить!» Платон считает, что иметь семью в традиционном её понимании – банально и скучно, никакой евгеники. Вот если отобрать лучшую стражницу, да пустить её по лучшим стражам, сколько же от этого аттракциона народится лучших стражат! Вот только детишек их предки не увидят, поскольку сбагрены все малолетки в ясли, а знать родителей – это роскошь, привилегия, ненужная информация, spam… Платон нарекает жён и детей общими, плодя тем самым распутство и разврат (против которых двулично выступает на протяжении всего текста). Кроме того, он, по сути, изобрёл роботов, поскольку лишь они способны трудиться безо всякой мотивации, и то далеко не факт (сроки монотонной и бессмысленной деятельности ИИ, вплоть от её начала до начала киберпанка, ещё не замерялись). Стражи – самый образованный контингент этой шизоимперии, и одновременно с грамотой, растёт и уровень их потребностей. Вот только мыслит Платон иррационально, полагая, что мусически-гимнастической дрессировкой выбьет из стражей всё человеческое. Заместо денег и продыха, компенсацией за величественное порабощение, правитель и социум данной «утопии» обещают своим защитникам абстрактные почести и припасы в общак… Кстати, самых талантливых, одарённых, Платон записывает в армию и отправляет на войнушки (которые мнит чуть ли ни величайшим благом), а сброд и быдло, ставшее таковым исключительно по его вине, оставляет и далее штопать сапожки да лепить горшки (хотя, зачатки профармии можно одобрить). Вместе со взрослыми стражами на убой отправляются подрастающие, которые должны «отведать крови, как щенки». Наконец, те из стражей, что чудесным образом докарабкались до старости, не издохнув в сраженьях и не рехнувшись, могут претендовать на престол. Да, дряхлые старпёрышки, коим за полтинник (и это-то в античности), будут управлять страной. Эффективность такого руководства, естественно, испытает глубокий аут. Впрочем, Платон ратует за регресс и является геронтофилом, а посему – за недуг не ругают.
Зачем же, глядя на всё это, у руля государства философ, то есть наиболее просвещённый, эвристически ориентированный индивид, обладающий самыми прекрасными качествами души, полностью отстранившийся от нужд в деньгах и честолюбия, посвятивший себя эйдосу в личине страны? Не противоречные ли вещи столь возвышенной натуре он творит, запрещая поэзию (ибо разлагает), живопись (ибо подражает), и целый перечень наук? Из тех немногих уцелевших – матеша, геометрия, астрономия и мзыка, но даже на них Платон зырит деспотично и примитивно, призывая астрономов отвернуться от неба и уткнуться в пол (буквально). Платон называет монархию лучшей из форм управления, а тиранию – худшей. Но не тиран ли его царствующий философ? По-моему – типичный самодур… Ладно, абстрагируемся. Зачем, при этом всём, обществу мудрое лидерство, если оно не способствует всеобщему процветанию? Единственная компетенция, коей, по мнению Платонишки, обязан обладать монарх – эффективно расширять жизненное пространство. Мачкарить варваров, обращая их в рабство (которое философ наш мыслительный, естественно, не отменяет, но хотя бы защищает от него эллинов, проявляя свой национализм), да отхватывать куски территории – это и есть та глобальная цель, древняя и дикая, которую Платон закладывает в основу своего государства. «Что? Наши граждане в забвении, апатии и отрешённости?.. КРУТЯК! Го чужих в это втянем?!?!?!)))» – его кредо.
Empire of Платонидзе (кринж) была бы самой обдолбанной страной за всю историю, а её граждане – самыми ментально дестабилизированными. Платон твердит и твердит свою мантру о цельности, однако рассматривает стражей и ремесленников крайне однобоко, отчуждая от них иные стремления, кроме тех, что им навязаны. Описанное в трактате «Государство» государство (taftology moment) – антропоморфно (оно постоянно сравнивается с человеком), гиперунитарно (единство, централизация, все дела), коллективно (параллельно с критикой толпы). Если свою страну Платон то и дело персонифицирует, наделяя её качествами живой личности, то живую личность он спорадически уподобляет скоту (общество – стадо, царь – пастух). Через весь его текст так и сочится гордыня, аррогантность и снобизм (кто бы говорил, принято), желание унизить всех подряд и возвысить тот образ философа, что был обрисован. Всякий нерелятивизм – всегда фанатство, корень заблуждения, и Платон, яростно отстаивая то, во что уверовал, ослеп в отношении броских и заметных огрехов. В частности, деградация и тотальная ограниченность, на которую он обрёк своих гипотетических жертв, а по совместительству подданных, во многом продиктована его природой. Кто бы что ни говорил, а теория Шелдона-Кречмера о детерминации телосложением психоуклада – близка к истине, и Платон, являясь обладателем атлетической («нормальной», как её зовут анатомы) заурядной конституции, прагматично смотрел на вещи и отвергал всё то, что нацелено в истово неизведанное, подменяя это своим расплывчатым стремлением к «подлинному бытию». Однако, даже здесь он вершит обрыв, поскольку недопустимо, чтобы кто-то настигал звёзды и преисполнялся блаженством, его необходимо сбросить вниз, к больным и бедным, с наставлением позаботиться и жить рядом с ними. Ни себе, ни людям, как говорится…
При этом всём, зачиняет своё умопомрачение Платон очень даже резво, с удалью, и демонстрирует чтецам красивый спор о справедливости, где платоновскому Сократу (все свои изречения автор вложил в уста наставника) противостоит Фрасимах, с позицией интересной и даже более верной, чем у оппонента. «Справедливость, – заявляет Фрасимах, – это воля сильнейшего», мотивируя своё утверждение тем, что лошки и мамонты, живущие по справедливости, работают на ублюдков и мразей, которые несправедливы, но мнят себя иными. Вообще, стоит признать, что критика Платона, по большей части, оправдывает себя, и где-то даже пестрит здравием (упрёки большинства, ценз на разлагающее «искусство», разнос людских пороков, заявления о вечности души, о правильности стремления к свету, наставление описывать героев праведными), но параллельно с ней, философ изрекает уж крайностно дикие вещи, к примеру, что некоторых людей не стоит лечить ни за какие деньги, если они плохие (что оценивается крайне субъективно).
Платон путает физиологические потребности с душевными, приписывая последней голод, жажду и прочее; уничижительно высказывается о женщинах в целом (признавая за некоторыми из них выдающиеся способности, и даруя таковым права); настаивает на монодеятельности (не видел, ибо, Да Винчи и рейганомики); провозглашает, что ложь со стороны государства оправдана; допускает близкие контакты между братом и сестрой; потакает доисторическим ЛГБТшникам; заявляет, что лучшим необязательно ценить жизнь, ни свою, ни чужую.
Философ, по мнению Платона, урождается нечасто (а уж гений⁷⁷, тот вообще лишь раз за всю историю возник), а губит его ни что иное, как красота, богатство и влиятельная семья. Да, всё это не эффективные инструменты донесения своих идей, а факторы уродства. Реальный же философ, как сказано, устремлён во благо, достигаемое мыслью, но не действием. Оттого, мирские заботы, вроде дисциплинарной гносеологии и искусств – стоит отвергнуть или перевратить. Благо, в свою очередь, строго детерминировано, и всякое расхождение во мнениях с Платоном – есть акт невежества и заблуждения. Как хорошо, что в разбираемом диалоге таких прецедентов нет, поскольку собеседники у платоновского Сократа на редкость покладистые и конформные – Главкон и Адимант прямо вторят заявленному. Выглядит это как непрошенное и бесконечное вторжение в монолог короткими репликами согласия, вроде «конечно», «ты прав», «и даже очень». Оппозицию Платон своим воззрениям не упомянул, а если та ему встречалась в жизни – наверняка терпела деспотизм и необузданную прямоту, которой вряд ли была способна возразить, не из-за сильных доводов оппонента, но из-за лености вникать в его росказни.
Наконец, я зыкну в реальном времени и прямом эфире несколько цитат, которые, с подобающей мне ловкостью, остротой и иными благородными качествами, прокомментирую, оки?
«… Кто, по-твоему, станет считать, что такой человек может это сделать скорее [украсть золото, отданное на хранение], чем те, кто не таков, как он сам?» – любой ненаивный пацык. Здравая подозрительность, не перетекающая в паранойю – есть очень полезное качество, присущее людям прозорливым и способным в прогноз. Более того, далее Платон рассматривает одно из лучших, по его мнению, человеческих свойств, то есть мужество, и параллельно с этим – включает в него способность предугадывать опасность. Диссонанс с собой же.
Цитата 1: «… Потому-то люди порядочные и кажутся в их молодые годы простоватыми и легко поддаются обману со стороны людей несправедливых – ведь у них самих нет никаких черточек, созвучных людям испорченным». Цитата 2: «Даже в их детские годы [речь про кандидатов в стражи], предлагая им занятия, надо наблюдать, в чём кто из них бывает особенно забывчив и поддается обману. Памятливых и не поддающихся обману надо отбирать, а кто не таков, тех отвергнуть». Ярое противоречие себе же буквально спустя пару страниц.
«Разве это не смешно: «преодолеть самого себя»? Выходит, что человек преодолевает того, кто совершенно очевидно сам себе уступает, так что тот, кто уступает, и будет тем, кто преодолевает: ведь при всём этом речь идет об одном и том же человеке» – Платон далее корректирует своё изречение, и признаёт, что когда лучшая сторона человека берёт верх над худшей – это и есть своеобразное преодоление. Однако, я рассматриваю истовое преодоление как возвышение не только над своими пороками и их ликвидацию, но вдобавок, как воспряние над собственным психоукладом, и нивеляцию его слабостей.
«Может ли одно и то же в одном и том же отношении одновременно стоять и двигаться? – Никоим образом» – а инерция? Ой, Платончик, сори, до её обнаружения ещё тысячи лет, однако в твоём государстве науки не очень-то поощримы (этот нарратив самостно выплывает из текста, хоть и напрямую особенно не утверждается, и где-то автор даже заявляет, что государство должно вести протекционистскую политику в отношении учёных). Физика, по сути, главнейшая дисциплина из всех. Без неё нет прогресса, и мироздание совсем неизведанно. Платон настаивает, что рассматривать нужно идеи, а не производные от них вещи (то есть, саму красоту, а не красивый закат, например), и с науками то же самое (то есть чистую истинность, а не её предпосылки). Однако всё это, опять-таки, абстракция от нерелятивизма, то есть – от заблуждения, когда собственные доводы культивируются. Вообще, для философа преступно пренебрегать физикой – одной из самых философских наук. Касаемо же ранее указанного примера с одновременной статикой и динамикой, Платон всё же находится, и приводит здесь юлу.
«А обособленность в переживаниях нарушает связь между гражданами, когда одних крайне удручает, а других приводит в восторг cостояние государства и его населения» – и потому, удручённых стоит предать остракизму, yeah? Это читается между строк.
«Разве не относится к мерам предосторожности всё то, о чем мы говорили раньше: допускать к отвлеченным рассуждениям лишь упорядоченные и стойкие натуры, а не так, как теперь, когда за это берётся кто попало, в том числе совсем неподходящие люди?» – это про подростков. Дескать, кое-как овладев диалектикой, они упиваются полемическим изничтожением взрослых, и спорят не за идею, а для игры, самоутверждения И ДАЖЕ БУЛЛИНГА (literally агрошколота). Однако, формирование критического мышления в детстве, его шлифовка и отточение – важны. Вопрос лишь в том, способствует ли развитию сего какое-то обучение и практика, ибо некоторым людям скептицизм не присущ с рождения (эмпирически доказано), а у иных, соответственно, в генах прописан. Природа его становления не ясна, но детские споры с кем угодно, если позиция здравая, твёрдая и отстаивается в рамках приличия – имеют место быть, и даже должны поощряться.
«Поэтому давай прежде всего скажем, что есть три рода людей: одни – философы, другие – честолюбцы, третьи – сребролюбцы» – это неверно. Люди действительно делятся на три типа, только по тем критериям, которые вывел и обобщил в своей недавней статье Я (Генезис и психика, 2022: vk.com/-genezis-i-psihika)! Это люди быта (зацикленные на работе руками, приземлённые, непереубеждаемые, с низкой эрудицией и потребностями, без вкусов и интересов), лайт-люди (это подавляющее большинство – конформны, увлечены поп-культурой, следуют за модным, долго остаются молодыми, восприимчивы к наукам и искусству, могут выступать их увлечёнными акторами) и люди идей (крайней степени оригинальны, критичны, обладают интенсивной рефлексией и широким спектром интересов, являются новаторами). Да, вероятно, в античности все эти типы были не столь ярко выражены, как сегодня, но игнор биомассы, не являющейся философами, честолюбцами и сребролюбцами – это серьёзное упущение.
Итого, резюмируя, подводя черту, можно сказать, что Платон хорош критикой, но не предложениями. Разработанное государство, разумеется, никуда не годится, и не годилось бы в его эпоху, а манипуляции о бытии, эйдосах и единстве, можно прочитать для обеденных дум, но и они запредельно размыты, либо глупы и шатаются. Сегодня Платон – это памятник. Его влияние на исторические тенденции, на становление европейской цивилизации, конечно же, сыграло многое. Но с наступлением индустриальной эпохи – его концепция заметно посыпалась, а уж сегодня – разрушилась почти окончательно. В нынешнее время есть я, мои идеи утопичного государства (Republic da Neoruss, 2022: vk.com/-republic-da-neoruss) и психо-философские лонгриды (Генезис и психика, 2022: vk.com/-genezis-i-psihika). Это – свет, за коим надо следовать, огонь.
Я считаю.
Вопросы и комментарии 0