Интервью с литературным персонажем

Эпиграф: Писать роман — это как вести машину ночью. Видишь только то, что фары выхватывают из темноты, и всё же так можно проделать весь путь.
Эдгар Доктороу (американский писатель)

Джеймс Фрэй в своей книге «Как написать детектив» говорит, что преступник — это автор «сюжета, скрывающегося за сюжетом». То есть сюжет убийцы пишет сам убийца. Писатель, создающий детектив, отталкивается от этого первичного сюжета-преступления и пишет свой сюжет-расследование. Написать второй без первого — невозможно.
Джеймс Фрэй говорит, что существует два способа начать работу над детективом:
1. Писать план.
2. Не писать план.
Ответ на вопрос, какой пункт верный, у Фрэя категоричен = Пункт 1. Писать план. Причина выбора проста: дом и дворец всегда строят по чертежам, в идеале — по архитектурному проекту, а по наитию и на глазок создают простенькие шалаши, сараи, хижины и вигвамы.

Эта пара советов еще не является панацеей от всех писательских бед, но уже концентрирует внимание на закулисной работе автора. О той работе, которую спортсмен проделывает на тренировках, прежде чем в одну минуту установить рекорд на глазах у зрителей, заполнивших огромный стадион.

Бывает так, что автор берет готовый сюжет из жизни. Если же у литературного героя нет реального прототипа, то убийца написать свой сюжет самостоятельно не сможет. Ведь он является вымышленным персонажем. В этом случае написать «сюжет в сюжете» должен все-таки писатель. На лицо противоречие, причина которого в существовании двух параллельных миров: мир писателя (реальность) и мир выдуманного им героя (вымысел). Фрэй советует решить эту проблему весьма изящно — писать письма от имени литературного героя к автору. Вот отрывок из письма выдуманного персонажа (некоего Фореста) к реальному человеку — автору детектива (Джеймсу Фрэю). Письмо, разумеется, написано самим же Джеймсом Фрэем.

«Ладненько, Фрэй, значит, ты автор детектива, ты меня создал, и я должен рассказать тебе правду. Договорились. Мне стыдиться нечего. Начну с детства. Отца с матерью я никогда не любил. Куча людей не любит своих родителей, но не признаются в этом. Мне казалось, что я родился не в той семье. Родители были скучными. Не глупыми, именно скучными. А мать была настоящей шлюхой. Я думаю, обстановка во всем виновата. Жизнь в маленьком городишке Дженкин Корнерс, дурацком предместье — расслабляет, словно суешь голову под одеяло.
Ну да, мамаша иногда давала мне денег. До того, конечно, как сбежала с тем козлом. Хотя какая разница. От того, что она давала мне денег, шлюхой она быть не переставала. Когда я ушел из дому, я надеялся, что больше никогда ее не увижу. Я так ее и не встретил. Да уж, мать обожала влюбляться. Любовь — что за чушь! Никогда не верил в этот бред. Материнская любовь — вранье! Ко мне она могла относиться и получше — это единственное, что я могу сказать наверняка.
Ты, Фрэй, в моей биографии написал, что, мол, в школе я боялся девчонок. Ничуть не бывало. Это они меня боялись, потому что я был крепкий, сильный, звезда футбола. Тогда я не знал, чего им было нужно, зато знаю сейчас. Они разевали рот на мои денежки. Бабы могут думать только о двух вещах — о деньгах да о детях. Они хотят, чтобы ты им заделал ребенка, а потом всю оставшуюся жизнь оплачивал счета. Как там они говорят? «Хочешь немного любви»? Как бы не так! То у них голова болит, то эти чертовы месячные. Да пошли они! Знаешь, какая женщина с тобой по-настоящему будет честна? Проститутка. Ей ты можешь доверять на все сто. Она продает себя за деньги, ты платишь, она с тобой спит — сделка честная. Они не притворяются, что любят тебя. Ну да, они, естественно, говорят, что любят, но эту лапшу они вешают на уши любому, кто их подцепит. Это просто маленькая игра, так что никаких обид нет».

В письме персонажа к автору всего-то полстраницы текста, но призрачный литературный герой вдруг ожил! Уже можно легко предсказать как он поступит в той или иной ситуации, а это значит, что писатель, описывая сцену с его участием испытает вдохновение. Как говорил кто-то из маститых — вдохновение наступает, когда знания о сюжете и персонаже переполняют и льются через край.

По всем вышеизложенным, я проделаю нечто подобное, но не возьмусь за написание письма от персонажа самому себе, а возьму у него интервью. Если есть сюжетные пробелы, то почему бы не задать вопросы героям моего произведения? Я не полицейский, не судья, не друг им, и не враг. Думаю, они будут с мной откровенны, и не станут возражать против того, чтобы отрывки из этих интервью попали в повествование.

ШЕСТОЙ АРХЕОЛОГ
Что ж, начну с того, кто наплодил загадок. Это Рудольф Остерман — археолог, энтузиаст, ученый-историк, специалист по шумерской письменности, смог расшифровать урукскую табличку с древней клинописью, и опубликовал свой перевод в специализированном научно-историческом издании 1908 года. В тексте таблички говорилось о женском головном украшении и его хозяйке – верховной жрице, которая возродится в конце эпохи. Согласно легенде, описанной в табличке артефакт будет найден до того как ледяная звезда своим хвостом заденет Землю. Разумеется, возрожденная жрица будет искать принадлежащий ей, древний артефакт, чтобы исполнить некую миссию по высшему замыслу (намеренно не говорю более определенно, потому что археолог ничего об этом не знает).

— Собственно, с опубликования вашей статьи и начались раскопки которые предпринял американский миллионер и собиратель художественных ценностей Генри Харт. Итак, Рудольф, вы не против ответить на мои вопросы?
— Валяйте, Автор. Мне нечего скрывать. Тем более, что я не уверен, что остался жив после всей этой истории.
— Это станет ясно в конце интервью, но не хочу от вас скрывать, Рудольф. Скорее всего вы умрете до начала повествования.
— Я понял. Вы хотите запихнуть меня в предысторию и оставить за кадром, как источник тайн, которые суждено разгадать детективу и его хорошенькой помощнице.
— Не совсем так, но очень близко. Каноны жанра, мой друг, требуют вплести в сюжет любовную историю, а вы не тот типаж. Герой любовник из вас никудышный. Но зато вы человек с огромным багажом знаний и одержимы поисками.
— Раньше я был больше романтиком, чем ученым.
— В самом деле? Расскажите подробнее.
— Романтик умер во мне вместе с Адель. Она, как и я, не мыслила себя вне археологии. Мы поженились сразу же после колледжа, настроили планов совместных раскопок, но она заболела чахоткой, и несколько лет медленно угасала на моих глазах. Незадолго до смерти она просила меня оставить в истории что-нибудь яркое, что могло бы соединить наши судьбы в следующей жизни.
— Она верила в реинкарнацию?
— Да, но не верил я. Мне тогда не хотелось обсуждать неизбежное, поэтому я не спросил, что она имела ввиду. После смерти Адель я забросил археологию, забился в самый глухой угол американских Штатов, где мертвел сердцем почти два года, и жил только тоской. У меня конечно же было время вспомнить о предсмертном желании Адель, и тогда я начал жалеть, что не узнал подробности ее идеи. Мысль о встрече с Адель в следующей жизни не выходила у меня из головы, и в конце концов, стала навязчивой идеей. Я начал жить бесплодными мечтами о великих деяниях. Я спрашивал себя: что я могу создать?
Будь я художник, я написал бы картину, в которую вложил бы всю свою душу без остатка. Я представлял себе, как в следующей жизни она и я, молодые и здоровые, вдруг неожиданно познакомимся в зале художественной выставки, перед картиной, которую я напишу. Я даже попробовал рисовать, но у меня получились куриные каракули. Будь я музыкант, писатель, поэт, я бы сочинил гениальное произведение, которое не затеряется во времени, и притянет наши судьбы. Но я всего лишь ученый, археолог. Что я мог найти? Кости скелета? Черепки от античной амфоры?
Тогда я начал мечтать о находке уникального артефакта, который пролежит в музее не одно столетие, но к тому времени был настолько разбит и слаб, что не помышлял о действии. Я вел нищенское существование. Возможно, я вскоре отошел бы вслед за Адель, но этого не случилось, потому что ко мне пришел человек и показал фотографию урукской таблички, найденной на раскопках, которые финансировал миллионер Харт.
— Это был «Зов приключений». По законам повествования, сначала вы должны были отказаться.
— Да, отказался. Я был слишком поглощен своей утратой, и сразу заявил, что больше не интересуюсь раскопками, всем, что с ними связано, и не хочу ничего переводить. Археология и Адель стали для меня синонимами. Можно сказать, что, похоронив Адель, я похоронил вместе с ней и археологию.
— Что ж, скорее всего вы передумали когда он ушел, а потом сами стали его разыскивать, но вы, Рудольф, персонаж второго плана, поэтому затягивать эпизод с «Зовом приключений» вряд ли стоит. Человек Харта был настойчив. Он сказал, что разыскал вас с большим трудом, и не собирается отступать. Он настоял — вы его впустили. Он утомил вас уговорами, посулил хорошую плату за перевод, вы перестали сопротивляться и уступили.
— Да, так все и было. Начав переводить табличку, я стал оживать. Легенда о погребенной женщине, о ее возрождении через века, об артефакте, который жрица вновь обретет, потому что является его полноправной хозяйкой… Все это было созвучно моему желанию встретиться с Адель в следующей жизни. Я хотел поверить в эту легенду и поверил. А еще больше я захотел ее проверить. Ледяная звезда о которой говорилось в легенде это конечно же комета Галлея. По расчетам астрономов она должна была задеть своим хвостом Землю в 1910 году. Оставалось 2 года, чтобы найти гробницу. Я подумал, что если написанное в табличке — правда, то жрица уже возродилась и «идет по невидимой тропе, которая выведет ее к артефакту». Находка артефакта и будет моей великой «картиной», и гениальной «оперой». Я найду гробницу, жрица появится рядом и возможно подскажет мне как соединиться с Адель.
После публикации моего перевода в научно-историческом журнале, Генри Харт явился ко мне сам, и предложил возглавить раскопки. На этот раз я не сомневался ни секунды, и с радостью принял его предложение.

***
Поставив точку, в монологе внезапно разоткровенничавшегося археолога, я удивился. Когда я просил его подробнее рассказать об Адель, то и понятия не имел, об тяжести этой потери, о годах, проведенных в иссушающей тоске, и о том, чем на самом деле стал поиск гробницы для Рудольфа Остермана. Он ведь не просто искал артефакт, как ищут археологи, движимые профессиональным интересом; он жил надеждой новой встречи со своей безвременно ушедшей женой Адель.
Я написал это интервью за час, затем ушел гулять с собакой. Вернувшись, и перечитав интервью, я испытал неловкость от того, что так цинично заявил Рудольфу о своем намерении убить его еще до начала повествования. Он перестал быть эфемерным. Я увидел в нем человека.
Интервью не окончено. Я хочу расспросить Рудольфа обо всех его тайнах. Знает ли он о диадеме то, чего не знают другие? Полон ли опубликованный в журнале перевод, или археолог что-то утаил? Какие тайные планы он вынашивал, участвуя в раскопках? Как ему удалось выжить после обрушения свода гробницы? Что за сущность вселилась в него, пока он лежал без сознания в кромешной темноте? Да, Рудольф не убийца, но он все-таки автор «сюжета, скрытого за сюжетом». Когда я узнаю этот сюжет досконально, останется лишь пустить по следу сыщика. Хотя, прежде все-таки стоит взять интервью у других персонажей.

2018 г.